Я медленно прошлась по площади, удостоверилась, что ребятишки играют в шарики, а не мучают лягушку или котенка, потом направилась к аптеке рядом с бистро, чтобы выполнить возложенные на меня поручения.
— Мадемуазель Мартин?
Аптекарь вышел из темного, похожего на пещеру помещения за аптекой. Мы уже были с ним хорошо знакомы. Миссис Седдон в промежутках между покупкой антигистаминных препаратов поддерживала свое существование, по всей видимости, исключительно аспирином и дешевым мылом, которое называла «Воде Калон»; я же после вынужденного длительного употребления детского мыла «Белый Виндзор» предпочитала более изысканные сорта.
— О, доброе утро, мсье Гарсен. Очень красивый день, не правда ли? И вчера тоже было чрезвычайно красивый день. И завтра, я думаю, тоже должен быть красивый день. Нет? Я, как привычно, пришла для покупать мыло, — весело обратилась я к аптекарю, говоря с самым страшным английским акцентом, который только могла изобразить.
Я нарочно сказала «привычно» вместо «обычно», и аптекарь немного надул свои тонкие губы. Каждую неделю, когда я приходила в аптеку, он от души наслаждался, поправляя меня и делая при этом кислое обиженное лицо; было бы просто жестоко лишать его этого удовольствия.
— Как обычно! — мрачно произнес он.
— Как вы сказали? — переспросила я, на этот раз произнося слова без всякого акцента: он научил меня им на прошлой неделе.
— Как обычно! — сказал мсье Гарсен немного громче, словно я была глухая.
— Как что? Не понимаю, — поддразнила его я. Конечно, это было неосторожно, но стоял божественный весенний день, а мсье Гарсен был такой аккуратный, высохший и немного затхлый, как старое сено, и к тому же он всегда старался поставить меня на место. Я в свою очередь повысила голос: — Я сказала, что, как привычно, пришла для покупать мыло.
Тонкий нос аптекаря как-то странно дернулся, но он с трудом сдержался. Он возмущенно посмотрел на меня, задрав подбородок над коробками со слабительным.
— Да, понимаю. И какое мыло вы желаете? — Он достал из-за прилавка коробку «Роже и Галле». — Получил только на этой неделе, новый сорт. Роза, фиалка, сандал, гвоздика...
— О да, пожалуйста. Гвоздика, я ее очень люблю.
— Вы знаете гвоздику? — Его глаза, похожие на устрицы, удивленно блеснули.
— Это написано на мыле, — объяснила я. — И к тому же здесь картинка. Вуаля. — Перегнувшись через прилавок, я взяла брусок мыла, понюхала его, улыбнулась аптекарю и почти нежно сказала: — О, это самое лучшее, се ле плю бон, са...
Он клюнул на удочку:
— Наилучшее. Le meilleur.
— Ле мейё, — покорно повторила я. — Спасибо, мсье.
— Вы делаете успехи, — великодушно сказал мсье Гарсен. — А у вас есть сегодня поручение от ваших хозяев?
— Да, пожалуйста. Мадам де Вальми просила меня принести ее лекарство. И пилюли, чтобы уснуть.
— А, снотворное. Очень хорошо. У вас есть бумага?
— Бумага?
— Вы должны дать мне бумагу, понимаете?
Я нахмурилась, пытаясь вспомнить, дала ли мне Альбертина рецепт, когда вручала записку, где было указано, что надо купить. Аптекарь сделал нетерпеливый жест и сжал губы так, что казалось, у него совсем нет рта.
— У вас должна быть бумага от доктора, — повторил он очень медленно, словно обращаясь к идиоту.
— О, — небрежно сказала я, — рецепт? Почему вы прямо не сказали? Она не дала мне рецепта, мсье. Можно, я принесу его на следующий год?
— На следующий год?
— То есть я хотела сказать, на следующей неделе.
— Нет, — коротко ответил аптекарь. — Я не могу продать вам снотворное без рецепта.
Я уже раскаивалась в том, что дразнила его.
— Но мадам очень просила принести ей лекарство, — сказала я умоляюще, — я принесу вам рецепт, как только смогу — пошлю его с кем-нибудь или еще что-нибудь... честное слово! Пожалуйста, мсье Гарсен, неужели вы не можете подождать пару дней?
— Нет. Невозможно. — Его костлявые пальцы укладывали брусочки мыла. — Что еще?
Я посмотрела на список, который держала в руке. Там было указано еще несколько вещей, к счастью написанных по-французски. Я, старательно произнося французские слова, зачитала список: зубной порошок, шампунь, кому-то (надеюсь, кислолицей Альбертине) мозольный пластырь и йод, и так до конца списка, завершающегося неизменным аспирином, одеколоном и тем, что миссис Седдон называла просто «мои пилюли».
— И еще таблетки для миссис Седдон, — наконец сказала я.
Аптекарь показал мне бутылочку с аспирином.
— Нет, другие. — Я ведь не должна была знать, как по-французски «астма», и действительно понятия не имела, как будет «антигистамин». — Пилюли для ее груди.
— Вы же покупали их на прошлой неделе!
— Не думаю.
— А я знаю точно, что покупали!
Он сказал это коротко, почти грубо, но я не обратила внимания на его слова.
— Может быть, ей нужно еще? — вежливо возразила я.
— Если вы покупали таблетки на прошлой неделе, ей должно хватить.
— Вы в этом уверены, мсье? Она записала их сегодня собственной рукой!
— Она дала вам бумагу... рецепт?
— Нет, — призналась я.
— Я сказал вам, что она получила их на прошлой неделе, — нетерпеливо сказал аптекарь. — Вы сами взяли их. Вы тогда спешили и дали мне список вместе с рецептом мадам Седдон. Я отпустил ей таблетки. Может быть, вы забыли отдать их. У меня превосходная память — я помню, что дал вам лекарство, и, кроме того, веду записи.
— Простите, мсье. Просто не помню. Наверное, вы правы. Я подумала... о, подождите, у меня в сумке лежит какая-то бумажка. Вот, мсье, рецепт! Вуайе ву. Это он?