— Тогда я вас не задерживаю. Но сначала допейте ваш шерри.
Я осушила бокал, поставила его на стол, потом осторожно сказала:
— Мсье де Вальми, прежде чем уйти, я хочу признаться вам кое в чем.
Его брови поднялись. Несомненно, в душе он смеялся надо мной. Я его только забавляла.
— Нет, я говорю совершенно серьезно. Я... я обманывала вас и мадам де Вальми, и больше не могу... Должна вам признаться... — сказала я.
— Я слушаю. Как же вы нас обманывали? — произнес он утрированно-торжественным тоном. Глаза его все еще насмешливо блестели.
Я сказала по-французски:
— Вот как я обманывала вас, мсье, с тех пор как вошла в этот дом, и думаю, что настало время покончить с этим.
Наступило короткое молчание.
— Понятно, — сказал он. — Не просто хорошо говорите по-французски, но так, как говорят французы, мисс Мартин. Ну хорошо, послушаем. Рассказывайте, как было дело.
О преднамеренном покушении на убийство не могло быть и речи. Я призналась в своем бессмысленном обмане, и единственным следствием этого было то, что Леон де Вальми долго смеялся — не только над нелепыми трудностями, которые мне пришлось пережить, но и над предположением, что от незнания французского языка зависело, получу я работу или нет. Чувствуя себя пристыженной, я смеялась вместе с ним, испытывая огромное облегчение, готовая признать собственную глупость. И все же... Где-то глубоко в душе таилось смутное беспокойство и недоверие к нему. Все же...
Все же сейчас Князь Тьмы, пребывающий, по-видимому, в наилучшем настроении, добродушно смеялся, а я, благодарная за временное затишье, смеялась вместе с ним.
Когда немного позже в библиотеку вошел Рауль де Вальми, он стал свидетелем этой умилительной сцены. Я не слышала его шагов и оглянулась, только когда, стоя у двери, он сказал:
— Простите, я не знал, что вы не одни.
— О, ничего, — ответил отец. — Входи же.
Раздался щелчок, и зажегся свет. Рауль, обойдя книжные шкафы, прошел в угол, где мы сидели.
— Я только что вошел... — начал он, но, увидев в моей руке бокал, скомкал фразу.
— Добрый вечер, мадемуазель. — Он посмотрел на меня, потом перевел глаза на отца. — Вы, кажется, хотели меня видеть, сэр?
Я разжала руку, в которой держала бокал, и быстро встала.
— Я уже собиралась уходить.
Это было произнесено мной по-французски: Рауль удивленно поднял брови, но смолчал. Я на минуту остановилась, неуверенно глядя на своего хозяина.
— Может быть, мсье Рауль что-нибудь выяснил? Он выходил, чтобы узнать, кто стрелял?
— Нет, — покачал головой мсье де Вальми, отпуская меня милостивым жестом. — Хорошо, мисс Мартин, благодарю вас за то, что пришли. Спокойной ночи.
— Стрелял? — резко спросил Рауль.
Он обращался ко мне. Не зная, что сказать, я снова неуверенно посмотрела на мсье де Вальми.
— Вы что-то сказали насчет выстрелов? Что я должен выяснить? — снова спросил Рауль.
— О, я подумала, может быть... — неловко сказала я: ведь меня уже фактически отослали. — Значит, вы не знаете, что сегодня случилось?
Пройдя между креслом отца и камином, Рауль потянулся за графинчиком с шерри.
— Нет. А что случилось?
— Какой-то идиот чуть не застрелил в лесу твоего кузена, — холодно произнес Леон де Вальми.
Рауль резко поднял голову, расплескав шерри:
— Что? Филиппа? Кто-то стрелял в Филиппа?
— Именно это я и сказал.
— Он ранен?
— В него не попали.
Рауль выпрямился и прислонился к камину, держа в руке полный бокал. Он внимательно оглядел меня, потом своего отца:
— О чем этот кретин думал?
— Вот это нам очень хотелось бы узнать, — сказал Леон де Вальми. Немного откинув голову, он посмотрел на сына: — Ты выходил из дома, как сам только что сказал. Видел кого-нибудь?
— Нет.
— Какой дорогой ты шел?
— На восток. Я осматривал новые посадки. Поднялся через огороды. На всем пути никого не встретил. Где это произошло?
— На дороге через березовую рощу, севернее моста, в полумиле от него.
— Я знаю это место. — Он посмотрел на меня.— Это... ужасно. С ним действительно ничего не случилось?
— Абсолютно ничего. Он упал, и пуля пролетела мимо.
— А вы? Я понял так, что вы тогда были с ним?
— Я была с ним. Меня никто не тронул.
Рауль стоял, глядя на пустой бокал, зажатый в руке, потом осторожно поставил его на каминную доску.
— Подождите, не уходите, пожалуйста. Присядьте. Вы не можете подробнее рассказать, что случилось?
Я повторила свой рассказ. Он слушал, прислонившись к камину, а его отец откинулся в кресле, глядя на нас, продолжая вертеть в руке пустой бокал. Когда я закончила, Рауль сказал, не поворачивая головы:
— Полагаю, что у вас есть ко мне какое-то дело?
На минуту я подумала, что он обращается ко мне, и удивленно подняла голову, но Леон де Вальми ответил: «Есть» — и принялся давать сыну указания; я не раз слышала подобные распоряжения, когда он говорил по телефону со своими служащими. Рауль слушал его, наклонив голову и глядя на огонь, а я сидела в кресле и наблюдала за ними, стараясь вникнуть в странные взаимоотношения между отцом и сыном. Сегодня они беседовали очень мирно — словно и не было вчерашней злобной пикировки. Одинаковые голоса, такие похожие и в то же время такие разные лица... Я подняла глаза на беззаботное юное лицо, смотрящее на нас со своего места над камином, — веселая улыбка, рука, небрежно держащая повод арабской лошадки. Нет, это не Рауль, ничего похожего. В лице Рауля проскальзывало что-то мрачное, упрямое и загадочное, чего не могло быть у этого смеющегося беззаботного мальчика на портрете. Наблюдая за сыном, беседующим с отцом, я подумала, что мне было бы легче с тем, нарисованным...