И девять ждут тебя карет - Страница 48

Последняя уличная лампа осталась позади, словно зашел за горизонт второй золотистый лунный диск. Исчез последний дом, и мы мчались среди бесконечных, неперегороженных полей. На западе небо еще слабо светилось под грядой дождевых облаков, и на его фоне окаймлявшие дорогу стволы и ветви казались темными и мрачными силуэтами. Листья вечнозеленых деревьев разрезали свет вечернего неба на полосы, словно ножи, ветви ивы струились на ветру, как женские кудри. Впереди дорога шла на подъем, блестя чешуйчатым рыбьим серебром под тополями. «Синий час, прекрасный час...»

Потом нас окружили холмы, и стало темно.

Рауль вел машину на большой скорости и молчал.

Наконец я сказала немного смущенно:

— Вы очень быстро вернулись. Не поехали в Бельвинь?

— Нет, у меня были дела в Париже.

Интересно, какую рыбку он там ловил в мутной воде? (По не совсем подходящему к данному случаю выражению миссис Седдон.)

— Хорошо провели время?

— Да, — сказал он, но таким рассеянным тоном, что я не решилась продолжать разговор. Я откинулась на сиденье, испытывая удовольствие при мысли, что еду домой.

Некоторое время, погруженная в неясные мечты, я не замечала, как он ведет машину. Рауль всегда ездил быстро, и мягкость, с которой огромная машина мчалась в темноте по извилистой долине, говорила о том, как хорошо он знает дорогу; но сегодня что-то было не так...

Я искоса взглянула на его лицо, повернутое ко мне в профиль. Мы только что свернули на узкий мост, находящийся под прямым углом к шоссе, промчались по нему и снова выехали на дорогу. Это еще нельзя было назвать действительно опасной ездой: в темноте он по свету фар узнал бы о приближении встречной машины, но все же Рауль ехал так рискованно, что у меня засосало под ложечкой при мысли, что он, может быть, выпил. Но когда яркий свет наших фар отразился от стены белых скал, возвышавшихся перед нами, в машине стало светло и я увидела лицо Рауля. Он был совершенно трезв, но явно чем-то расстроен, хмуро смотрел на дорогу, щурясь на пролетающую темноту, забыв о моем присутствии. Наверное, у него просто плохое настроение и он вымещает злость на своем автомобиле.

— Что вы делали внизу, в Тононе? — Вопрос был совершенно безобиден, но задан таким резким тоном, столь внезапно после долгого молчания, что звучал как обвинение.

Я вздрогнула и не сразу нашлась.

— Что? О, у меня был свободный вечер.

— А что вы обычно делаете, когда у вас свободный вечер?

— Ничего особенного... Хожу по магазинам... иду в кино. Все, что угодно.

— Иногда встречаетесь с друзьями?

— Нет, — удивленно сказала я, — у меня здесь нет знакомых. Я говорила вам, когда мы... Говорила вам во вторник.

— А! Да, вы это говорили.

Мы попали под дождь, и крупные капли стучали о верх машины и стекали по переднему стеклу. Машина, не сбавляя скорости, преодолела крутой поворот дороги, и шины взвизгнули, проезжая по мокрому асфальту. Рауль даже не взглянул на меня. Он, наверное, даже не помнил, кто сидит рядом с ним в машине. «Так тебе и надо, Золушка!»

Молча сидя рядом с Раулем, я призывала на помощь горькие истины, продиктованные здравым смыслом.

Он снова нарушил молчание, только когда мы проехали две трети пути до Вальми, задав вопрос, который показался мне совершенно не относящимся к делу и очень меня удивил.

— Кто был этот парень?

Я растерялась, не понимая, о ком идет речь.

— Какой парень?

— Тот, с которым вы были в Тононе. Вы вышли из кафе вместе с ним.

— Ах, этот.

— А кто же еще?

Почти грубый тон заставил меня удивленно посмотреть на Рауля.

— Мой друг, — коротко сказала я.

— Вы мне говорили, что никого здесь не знаете.

— А его знаю, — ответила я совершенно по-детски.

Быстрый взгляд. Ни тени улыбки. Потом он спросил:

— Как Филипп?

— Спасибо, хорошо.

— А как вы? Больше ничего не случилось?

— Нет.

Мой голос был немного сдавленным и неестественным, хотя я изо всех сил старалась, чтобы он звучал ровно и не выдавал меня. Здравый смысл — само собой, но у меня есть еще и гордость. Я ругала себя за глупость. Из темноты ко мне неслись образы моих идиотских мечтаний. Не знаю, чего я ожидала, но... нынешний Рауль так сильно отличался от прежнего... Перемена была слишком резкой, и это было ужасно.

Тут я сделала небольшое открытие, которое меня испугало. Мечты мечтами, но факт оставался фактом. Я влюбилась в Рауля. Дело вовсе не в вине и не в лунном свете и прочих романтических ловушках. И даже не в его шарме, которым он буквально окутывал меня в ту ночь. Сейчас я была совершенно трезвой, шел дождь, и о шарме не могло быть и речи... и все же я была влюблена в этого совершенно постороннего человека с холодным голосом, который говорил со мной резким и даже раздраженным тоном. Я, конечно, могла бы сдержать свои чувства и посмеяться над собственной глупостью, но мне нисколько не было смешно.

Я крепко закусила губы и с трудом глотнула воздух, ощущая горечь разочарования и желая только одного: чтобы он перестал задавать мне вопросы. Но он был настойчив, не оставляя резкого тона, из-за которого его довольно безобидные вопросы приобретали характер допроса с пристрастием.

Казалось, он все еще интересовался Уильямом Блейком. Это было мне неприятно — ведь я обещала Уильяму не говорить, что встретила его в Тононе.

— Кто он такой? Англичанин?

— Да.

— Он сел в автобус на Аннеси. Альпинист?

— Он поднимется оттуда в горы в конце недели.

— Он живет здесь?

— Да.

— Вы были знакомы с ним в Англии?