Когда мы остановились, как обычно, чтобы перевести дыхание, Филипп потянул меня за руку.
— Вот, — сказал он, задыхаясь, и кивнул в сторону небольшой бреши в южной стене деревьев.
Я с облегчением повернулась туда, но остановилась и молча смотрела на хижину, чувствуя, как по телу пробегает озноб.
Это, без сомнения, была хижина, та самая хижина, поскольку она была расположена как раз в том месте, где я предполагала. Она была маленькая и квадратная, очень красивая, построенная на манер шале из оструганных сосновых бревен с идущей вокруг дома крытой верандой, с остроконечной кровлей и узорчатыми деревянными ставнями. Сзади и сбоку сосны подходили к ней так близко, что загораживали свет, так что лампа должна была бы гореть круглые сутки.
Сейчас окна были темными. В одном виднелся маленький огонек, словно от очага, но не было видно гостеприимного света лампы, которая так долго служила мне путеводной звездой. Я стояла, сжимая руку Филиппа, и тупо смотрела на темные окна.
Только сейчас я заметила, как стеснились вокруг хижины деревья, окружавшие ее плотным кольцом, какими страшными, уродливыми и черными, как чернила, выглядели тени, которые мы с Филиппом отбрасывали на просеку. Я пошевелилась, и гигантская тень злобно передразнила меня. Ночь была полна угрожающих шорохов.
— Он, наверное, крепко спит, — весело сказал Филипп, уже не шепотом, а в полный голос.
Вздрогнув, я посмотрела на мальчика. Мне захотелось прижать его к себе, но я поборола это желание.
— Ну конечно, — не очень уверенно сказала я. — Конечно... Я... я совсем забыла, что скоро наступит утро. Думаю, он не обидится, если мы его разбудим. Пошли, господин граф!
Филипп решительно направился к хижине: на этот раз он шел впереди. Я с чувством облегчения следовала за ним. Мы в безопасности, наша звезда привела нас туда, где нам ничто не угрожает. Теперь замок Вальми был от нас за тридевять земель. Я бросила последний взгляд на холодный лучик света в окне Леона де Вальми. Он очень далеко, он нас не достанет, и я никогда туда не вернусь.
Мои глаза были полны слез. Не одна звезда, а целый рой сиял в окнах замка. Я сердито подняла руку, чтобы вытереть слезы, и снова поглядела туда.
Не одна звезда, а целый рой...
Уже три огонька светились в окнах белого видения, плывшего над лесом Вальми. И пока я смотрела, чувствуя, как что-то горячее подступает к сердцу, ожило еще одно окно, потом еще одно. Моя спальня, моя гостиная, детская... а потом я заметила два крошечных огонька, отделившиеся от теней, скрывающих нижнюю часть замка, и скользнувшие прочь от него, — машина выехала со двора. Леон де Вальми поднял тревогу. Господи, он уже поднял тревогу! Он не стал ждать до утра, а снова отправился проверять нас — и теперь весь Вальми был на ногах. Мне казалось, что я слышу беготню по коридорам, перешептывание слуг, гудение инвалидного кресла, жужжание в телефонных проводах. Ярко освещенные окна пятью глазами наблюдали за долиной. И потом, когда я, несмотря на охватившую меня панику, стала размышлять о том, зачем Леону де Вальми понадобилось поднимать на ноги весь дом, окна вдруг померкли, одно за другим, и Вальми вновь погрузился в темноту. Осталась лишь одна светлая точка, а внизу, на спуске, автомобильные фары описали два неровных круга и потухли.
Я ошиблась. Не было никакой тревоги. Леон увидел, что мы ушли, удостоверился в этом и вернулся к себе, ожидая у телефона. Ночь еще не кончилась, и Леон спустил на нас своего сторожевого пса. Бернара, которого заставили протрезвиться? Рауля?
Я повернулась и побежала к хижине под покровом черных сосен. Филипп тихонько постучал в дверь.
Прошло полминуты, три четверти минуты. Я стояла рядом с Филиппом, пытаясь преодолеть спазм страха, возникший где-то глубоко в сердце. Через мгновение все ужасы кончатся: раздастся успокаивающий звук шагов англичанина, Блейк подойдет к двери, щелкнет замок, на полу веранды появится желтый клиновидный отсвет огня, проникший через полуоткрытую дверь, и в прохладном ночном воздухе повеет теплом.
В лесу стояла тишина. Воздух обвевал спину холодом. Прошла минута, полторы минуты. Ни звука. Блейк, должно быть, все еще не проснулся.
— Постучать еще?
— Да, Филипп. Сильнее.
Я вздрогнула, когда он резко постучал костяшками пальцев о дерево. В ночном безмолвии леса это прозвучало как удар барабана. Мне казалось, что мы разбудили всех лесных зверей.
В последовавшей тишине я услыхала далеко внизу на дороге рычание мчащегося на полной скорости автомобиля.
Из шале не доносилось ни звука.
— Там никого нет. — Голос Филиппа дрожал; он, должно быть, кроме всего прочего, страшно устал, и это заставило меня собраться.
— Он просто очень крепко спит, — спокойно сказала я. — Давай посмотрим, может быть, нам удастся войти. Он не рассердится, если мы его разбудим.
Филипп поднял задвижку и толкнул дверь. К моему удивлению, она сразу открылась. Мальчик нерешительно ступил вперед, но я тихонько подтолкнула его, и он вошел прямо в комнату. От звука мотора, отдающегося в глубине долины, у меня по спине поползли мурашки.
— Мистер Блейк, — тихо позвала я, закрыв дверь, — мистер Блейк. Вы здесь?
Нас встретила тишина. Гулкая тишина пустого помещения.
По описанию Уильяма я знала, что в хижине всего одна комната, у задней стены небольшая пристройка-кладовая и кухня. Дверь, которая, по моим предположениям, вела туда, была закрыта. Комната, в которой мы стояли, служила одновременно столовой, спальней и гостиной.
Блейк, должно быть, недавно ушел. Вспомнив об огоньке в его окне, увиденном мной не больше часа назад, я не нуждалась в других доказательствах того, что он был здесь и засиделся довольно поздно. В печке еще тлели угли, вкусно пахло жареным мясом. Наверное, он поработал, приготовил себе ужин, а потом решил, несмотря на поздний час, спуститься в кабачок «Кок Арди». Одеяла на стоявшей в углу кровати были сложены аккуратной стопкой.